ДЕТИ
Дети были главной радостью Царской Четы. Работа мало давала мне досуга следить за Наследником и Великими Княжнами: они как-то незаметно для меня вырастали. Так как Императрица специально не поручала фрейлинам присматривать за детьми, те избегали вмешиваться в их воспитание. Благодаря этому я могу о ранних годах молодого поколения Царской Семьи судить лишь по отрывистым, случайным впечатлениям.
Цесаревич был вначале здоровым и жизнерадостным ребенком. Его страшная наследственная болезнь, гемофилия, проявилась лишь впоследствии. Мне хорошо помнится, как он, трех-четырех лет, приходил к столу, когда подавали десерт; поболтав около родителей, подбегал к
гостям и непринужденно с ними разговаривал, не проявляя застенчивости. Бывало, часто залезая под стол, Цесаревич хватал сидящих за ноги и был в восторге, когда эти лица пугались. Раз даже он стащил у одной из фрейлин башмак, с которым появился около отца. Государь его выбранил и приказал тотчас же вернуть обувь, что Цесаревич исполнил, но опять-таки под столом.
Вдруг фрейлина вскрикнула… Оказалось, что ребенок положил ей в башмак землянику. Конечно, холодное и мокрое прикосновение к ноге ее испугало.
Наследника отправили в свои апартаменты и долгое время, когда бывали гости, не пускали в столовую, на что он очень жаловался. Больше под стол он не подлезал.
После появления тяжелого недуга Цесаревич продолжал быть веселым вне приступов, но в глазах его уже замечался грустный оттенок, а временами его милое, красивое лицо казалось безжизненным.
Делались опыты нахождения товарищей для игр с Наследником. Брали детей матросов, потом детей или племянников дядьки Цесаревича — Деревенько; потом решили никого не брать. В гувepнеры Цесаревичу перед самой войной взяли швейцарца Жильяра, человека умного и образованного, притом выдающегося педагога. Жильяр мне пояснил трудность воспитания Цесаревича: только что наладится дело его учения и воспитания; как мальчик заболевает. Гемофилия вызываст ужасные страдания при внутренних кровоизлияниях. Конечно, ребенок после многих бессонных ночей, с нестерпимыми муками, совершенно изнервничается, а затем вновь исподволь приходилось гувернеру доводить ученика до прежнего уровня знаний и поведения.
СЕРЕБРЯНЫЕ СAЛAЗКИ
Великие княжны довольствовались в детстве самыми незатейливыми развлечениями. Приведу два примера.
Их Величества присутствовали вместе с семьей на пятидневных маневрах войск московского округа, живя в императорском поезде, передвигавшемся от одной стоянки до другой и возвращавшемся на ночь на открытую местность близ станции Рошково, чтобы не мешать железнодорожному движению. Это было в августе 1902 года.
В поезде находилась, кроме обычной свиты, Великая Княгиня Ольга Александровна. Дети были в восторге от этой поездки, делая большие прогулки в незнакомых им местах. Особенно их радовала игра, выдуманная Ольгой Александровной. Поезд стоял на высокой насыпи. Дети садились на большие серебряные подносы и, пользуясь ими наподобие салазок, спускались по откосу. Затем с трудом поднимались по крутой насыпи с подносом на спине. Эту игру повторяли и вечером, после обеда, в присутствии Их Величеств. Помню, как члены французской депутации, приглашенные к столу, обратились ко мне с некоторым страхом, нужно ли будет и гостям участвовать в этом развлечении. Я их успокоил.
Девочки держали пари, кто из них первая прибудет вниз. Кто-то из фрейлин должна была первая скатиться, чтобы присутствовать на финише. Генеpaл-адъютант Струков объявил детям, что он первый очутится внизу. Дети не верили. Когда состязавшимся скомандовали спускаться, Струков в парадной форме, с Александро-Невской лентой, держа свою почетную саблю с бриллиантами (за взятие Адрианополя) в руках, прыгнул с высоты более трех сажен с насыпи, рискуя сломать себе ноги, и конечно, опередил детей. Императрица очень его журила за эту выходку удали, но французы были в восторге.
ПОДАРОК СИБИРЯКА
Другой случай детской радости касается ручного соболя. Я сидел у себя в канцелярии, изготовляя спешный доклад о придворных пожалованиях, и приказал никого не принимать. Входит старый курьер и докладывает:
— Осмелюсь доложить вашему превосходительству, что тут пришли старичок со старушкой, прямо из Сибири. Принесли в виде подношения Государю живого, ручного соболя. Очень уж просят доложить, говорят, что не на что будет переночевать.
— А тебе жаль их стало?
— Точно так.
— Ну, давай их сюда.
Вошел весьма симпатичный на вид старичок со старушкой и говорит мне:
— По ремеслу я охотник, и удалось мне взять живым молодого соболя. Приручили его со старушкой и решили поднести его Царю. Соболь-то вышел редкостный. Собрали все, что было денег: говорили мне, что хватит до Питера и обратно. Вот и поехали.
Показывает мне соболь, который тут же вскочил на мой письменный стол и стал обнюхивать представления к придворным чинам. Старик как-то свистнул, соболь — прыг прямо ему на руки, залез за пазуху и оттуда выглядывает. Я спросил, как они ко мне попали.
— Денег у, нас хватило только до Москвы. Оттуда решили идти пешком, да какой-то добрый барин, дай Бог ему здоровья, купил нам билеты до Петербурга. Утром приехали и прямо пошли в Зимний дворец. Внутрь меня не пустили, а отправили к начальнику охраны. Тот велел отвести к вам. Ни копейки не осталось, а видеть Царя — вот как хочется.
Я решил, что живой соболь может доставить большое удовольствие малым еще тогда княжнам. Старику дал немного денег и поручил парочку добросердечному курьеру. Перед тем я спросил старика, кто его в Сибири знает.
— Ходил к губернатору перед отъездом, да он говорит: «Иди, вряд ли тебя допустят. А писать мне о тебе не приходится».
Я послал телеграмму губернатору, чтобы проверить слова старика и узнать, надежный ли он. В те времена нужно было быть весьма осторожным. Через день получился удовлетворительный ответ, и я телефонировал княжне Орбелиани, рассказав ей о соболе. Час спустя узнаю, что Императрица приказала прислать обоих стариков в Зимний дворец, и поскорее, так как дети с нетерпением ждут соболя. Все с тем же курьером я приказал их отвести, а после представления вернуться ко мне.
Ждал я их долго. Оказывается, что они более часа оставались у детей, и все время была при этом Государыня. Долго рассказывали старик и старуха, как милостива была к ним Царица.
Старик предложил было взять соболя с собой, пока для него не устроят клеточку, но дети отпускать зверя не хотели, и наконец Императрица приказала его оставить. Старик мечтал видеть Царя, без чего, сказал он, не может вернуться в Сибирь. Ответили, что дадут знать, когда он может видеть Государя.
— Боюсь только, как бы соболек мой не нашкодил во дворце, он ведь к хоромам не привык.
На другой день с утра, я получил приказание прислать во дворец сибиряков к шести часам вечера. Вернулись они с соболем после восьми. Вот рассказ старика.
— Так и было. Соболек-то мой много нашкодил, поломал и погрыз. Когда я пришел, так он сразу ко мне за пазуху спрятался. Вошел Царь. Мы co старухой ему в ноги бросились. Соболек-то вылез и тоже, видно, понял, что перед Государем. Притаился и смотрит. Пошли мы с царями в детскую, где приказали мне выпустить соболька. Дети стали с ним играть: при нас он не дичится. Царь приказал нам со старухой сесть на стулья и говорит:
— Ну, теперь расскажите все: как задумал сюда ехать, как ехал и как наконец к Царице попал?
Я рассказал, а Царь все спрашивает о Сибири, об охоте там, о нашем житье-бытье. Затем Царица сказала, что детям пора обедать. Тогда Царь спрашивает, как обходиться с соболем. Когда я указал, он порешил, что в комнатах у детей его оставить нельзя. Надо будет отдать его в охотничью слободку, в Гатчине.
— Царь-батюшка, ведь его, кормилец мой, жаль отдавать на руки незнакомому охотнику. Позарится на шкуркy, да еще зарежет, а скажет, что околел. Знаю я охотников. Мало у них любви к зверю. Лишь бы шкурку получить.
— Нет, брат, я бы выбрал хорошего. Но, пожалуй, лучше будет тебе его отдать. Вези его домой, ходи за ним, пока жив будет, а считай, что исполняешь мое повеление. Смотри за ним, так как это уже мой соболь. Теперь иди, скажи Мосолову, чтобы министр дал приказание, как тебя наградить за подapок. Смотри же, хорошо смотри за моим соболем. С Богом, и доброго пути!
На другой день был у Фредерикса всеподданнейший доклад, и государь, не ожидая вопроса, сказал министру, что провел два часа в беседе со стариками, и что это было для него праздником: так интересно было ему узнать быт сибирских охотников и сибирского крестьянства вообще. Приказал дать старику часы с императорским гербом, а старухе брошку, несколько сот рублей за соболя и широко оплатить дорогу назад в Сибирь.
Старики уехали счастливыми, увозя с собой соболя. Одни княжны очень жалели, но «папа сказал, что это так нужно».
Дети учились английской грамоте от самой Императрицы; по-французски и некоторыми, предметами общеобразовательного характера с ними занимался г. Жильяр; по-немецки — гоф-лектрисса Шнейдер, а русскую словесность и общие предметы преподавал Петров, учитель гимназии. Жильяр и Петров были весьма опытными преподавателями, в особенности — первый. Целью родителей было не давать детям слишком многочисленного штата незнакомых учителей.
Когда я начал службу при дворе, дети росли без надзора воспитательницы. В детских комнатах были няньки, но как только княжны выходили из этих апартаментов, надзора за ними, в сущности, кроме материнского, не было. Александра же Федоровна была вообще на людях не очень подвижна и кроме того, не делала детям замечаний при посторонних.
Императрица много страдала в жизни от своей застенчивости и решила приучить дочерей с детства к общению с посторонними людьми. Поэтому когда Ольге Николаевне минуло 10 лет, то она, равно как и Татьяна и Мария Николаевны, 8 и 6 лет, завтракали за общим столом. К завтракам Государыня часто не выходила. Конечно, дети были тут под надзором Царя и фрейлин. Хотя и очень живые, за столом они держали себя натурально и мило, вели себя безукоризненно. Серьезнее и сдержаннее всех была Татьяна.
Постепенно главный надзор за детьми перешел к Е. А. Шнейдер. Последняя приходилась племянницей лейб-хирургу Гиршу. Она состояла учительницей великой княгини Елизаветы Федоровны с прибытия Ее Высочества в Россию.
Долгое время Шнейдер жила при дворе без всякого официального положения. Затем граф Фредерикс создал для нее должность гоф-лектриссы, считая неудобным сопровождение ею всюду Великих Княжон без какого-либо придворного звания. Екатерина Адольфовна была удивительно предана как Государыне, так и детям, что и доказала мученическим своим концом, вызвавшись сопровождать Царскую Семью в Сибирь. Она была очень культурна, исключительно скромна и очень работоспособна. Императрице она служила и секретарем, и гардеробмейстершей. Все покупалось и заказывалось через ее посредство. Была она и учительницей самой Государыни по русскому языку, а детей, пока они были маленькими, — по всем предметам. Если кого из, княжон надо было куда-нибудь сопровождать, делала это всегда Екатерина Адольфовна. При этом фрейлина Шнейдер отличалась очень ровным характером и удивительной добротой. Как эта худенькая, кажущаяся слабенькой барышня могла поспевать делать все то, что ей поручали, да еще со всегдашней готовностью, было прямо поразительно.
ИХ РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Я уже говорил, как окончилась единственная попытка дать княжнам воспитательницу в полном смысле этого слова.
Ни у одной из Великих Княжон никогда не было и настоящей подруги-сверстницы. Кроме свиты, в соприкосновение с детьми приходили только ближайшие родственники — дети великой княгини Ксении Aлександровны. Они жили в Ай-Тодоре, всего в двyx вepстax от Ливадии. Обычно их звали к дневному чаю и к теннису во время пребывания большого двора в Крыму. По соседству были и другие родные – дети Георгия Михайловича, Константина Константиновича, Анастасии и Милицы Николаевен, но запросто приглашались только дети Александра Михайловича, и то не все семеро зараз. К теннису приглашались еще один или два офицера со «Штандарта», фрейлины великокняжеских дворов и дочь графа Фредерикса, графиня Эмма, но все это не были однолетки княжон.
И все же в Ливадии детям, по их словам, было весело, после «Штандарта» — веселее всего.
В период между 1911 и 1913 гг., если не ошибаюсь, Императрица устроила бал для двух старших княжон. Кавалерами были все те же штандартские моряки да несколько офицеров крымского конного дивизиона. Гофмаршал Бенкендорф был в ту пору в Ливадии и лично взялся за устройство бала. Дети были в неописуемом возбуждении, как в ожидании бала, так и на самом балу.
Из других развлечений помяну, что ежегодно разыгрывалась большая лотерея-аллегри, организованная самой Императрицей, продававшей на ней билеты совместно с детьми. Александра Федоровна, конечно, безумно утомлялась, а дети очень веселились.
Думаю с полной откровенностью, что княжнам и в голову не приходило, что можно жить иначе.
Они были не требовательны. Одно кинопредставление по субботам давало пищу разговорам на неделю. Представления происходили в ливадийском манеже. Мне был поручен выбор лент. Императрица указала такую программу: сначала актюлитэ, фильмы, снятые за неделю придворным фотографом Ягельским, затем — научный либо красивый видовой, в конце же — веселую ленту для детей.
Выбор был трудный, и мне не раз приходилось просить гофмейстерину Нарышкину просматривать предложенные фильмы, чтобы остановиться на подходящем для княжон. Елисавета Алексеевна была весьма строгий цензор и часто требовала, чтобы из ленты вырезали самые веселые места.
Однажды, выбирая подходящий фильм, после долгих обсуждений с Е. А.. Нарышкиной мы остановились на картине «Бой быков». В начале сеанса должен был идти фильм парада в Ливадии. Этой ленты, сознаюсь, я не успел предварительно просмотреть, думая, что в параде не может найтись чего-либо неподходящего, и на этом успокоился, полагаясь на Ягельского, опытного фотографа. Началось представление.
Вижу Государя со всей свитой, вижу графа Мусина-Пушкина (командующего одесским военным округом); все хорошо. Идут войска, и граф стоит, как вкопанный.
Части начинают отходить от линии жалнеров. Пушкин левой рукой указывает проходящим держаться ближе к жалнерам, но они этого не исполняют. Лицо графа делается свирепым, и он грозит кулаком…
Тишина в манеже нарушается детским хохотом. Я вижу в полумраке, как Император кусает себе губы, чтобы не рассмеяться. Я в отчаянии от своей оплошности, но и сам не могу удержаться от улыбки.
Представление кончилось. Ни Царь, ни Царица ни словом о происшедшем не обмолвились, мне же хотелось провалиться сквозь землю. Проводив Их Величества до коляски, я решил возможно скорее бежать домой, когда почувствовал, что кто-то берет меня под руку. Это был граф Александр Иванович Мусин-Пушкин, мой бывший начальник дивизии, когда я служил молодым офицером в конном полку, ныне же — командующий войсками округа.
— Милый друг, да что это такое?! Посади твоего Ганa под арест! Что это за манера! Во-первых, он врет. Никогда я кулаком не грозил… Непременно посади его на неделю под арест. Нельзя же показывать командующего войсками, да еще Государю, в таком виде, в каком он никогда не бывал!..
Я успокоил графа, обещав лично разобрать дело и вырезать из ленты этот пассаж. Что и сделал, вы6ранив при этом сконфуженного Ягельского.
ФИЗИЧЕСКИЙ И ДУХОВНЫЙ ОБЛИК КНЯЖОН
Опишу княжон, когда им было от 18 до 12 лет.
Ольга Николаевна была в это время по возрасту совсем 6арышня, хотя и держала себя еще подростком. У нее были красивые светлые волосы, лицо — широким овалом, чисто русское, не особенно правильное, но ее замечательно нежный цвет лица и удивительно выразительные и добрые глаза, при миловидной улыбке, придавали ей много свежестии прелести.
Татьяна была выше, тоньше и стройнее сестры, лицо – более продолговатое, и вся фигура — породистее и аристократичнее; волосы — немного темнее, чем у старшей. На мой взгляд, Татьяна Николаевна была самой красивой из четырех сестер.
Мария Николаевна была в то время весьма крепко сложенным подростком с веселым русским лицом и необычайной силой.
Анастасия совсем маленькой обещала стать красавицей, но не оправдала ожиданий. У нее было менее правильное, чем у сестер, лицо, зато весьма оживленное. Она была смелее других сестер и очень остроумна.
По словам фрейлины Шнейдер, характер Ольги Николаевны был ровный, хороший; напротив, Татьяна имела характер трудный, скорее скрытный, но, быть может, с более глубокими, чем у сестер, душевными качествами. Мария Николаевна была добра, не без некоторого упрямства, и по способностям ниже двух старших. Анастасия, с пока еще не установившимся характером, обещала быть весьма способной.
Во время войны, сдав сестринские экзамены, старшие княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле. Младшие сестры тоже посещали госпиталь и своей живой болтовней помогали раненым минутами забывать свои страдания.
У всех четырех было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга. Все, что они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших. Они не только несли в полном смысле слова обязанности заурядных сестер милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях. Это много комментировалось в обществе и ставилось в вину Императрице. Я же нахожу, что при кристальной чистоте Царских Дочерей это, безусловно, не могло дурно повлиять на них, и было последовательным шагом Императрицы как воспитательницы. Кроме госпиталя, Ольга и Татьяна Николаевны очень разумно и толково работали и председательствовали в комитетах их имени.
_________________________________________
Материалы предоставлены адрес сайта pravoslavie.domainbg.com/rus
Просмотры (136)
